— Ой, что-то я толстая в этом костюме, — Ксения Туркова, ведущая на Радио Вести, кандидат филологических наук рассматривает себя в зеркале шоу-рума #LOVE.
— Мама, ты умная, стильная и узенькая,- комментирует ее малыш, 5-летний сын Кирилл. И с ним нельзя не согласиться.
Ксения Туркова год назад переехала в Киев и очень быстро обрела популярность. Стильная, улыбчивая, открытая и очень профессиональная. Именно эти слова чаще всего говорят о ней ее знакомые.
Помню, как за трехминутную поездку в лифте бизнес-центра Ксюша успела рассказать о том, как незнакомая ей девочка с языковых курсов нуждается в работе, и Туркова очень бы хотела ей подсказать нужную вакансию.
Ее открытость и отсутствие каких-либо внутренних обид еще больше восхищает, когда узнаешь Ксюшу ближе: c экс-супругом они усыновили 2-ух месячного Кирилла, а спустя 2 года муж нашел другую семью. До этого Ксения Туркова жила с ним 5 лет, пытаясь завести детей.
В профессиональной жизни Турковой тоже были непростые расставания: разочаровавшись в телевизионной журналистике в России, Ксения ушла на радио, где чувствует себя свободнее. Сейчас она живет и работает в Киеве, ведущей на Радио Вести.
Как тебе, москвичке, живется в Киеве, учитывая сложившиеся отношения между Украиной и Россией?
— С одной стороны, чувствую себя очень комфортно здесь. Мне нравится город, люди, коллектив, моя работа. Абсолютно никакого дискомфорта не испытываю в Украине. Но… У нас вчера Виктор Шендерович (российский писатель-сатирик, публицист — прим.) был в эфире, и ему слушатели прислали вопрос: мол, а мог бы он здесь делать сатирическую программу? Он ответил, что сатирическую программу может делать только украинец. Точнее, он сказал так: «Я просто на это не имею права, я в этом не живу, это не мое. Я просто не имею права высмеивать здесь кого-то». И вот что-то такое я тоже чувствую, хотя начала уже во всем разбираться довольно давно, знаю что к чему, знаю действующих лиц украинской политики, хорошо знакома с медиасредой, выучила украинский и перехожу на него в эфире . Но как бы хорошо я во всем этом ни разбиралась, все равно ньюзмейкеры, о которых рассказываю в эфире, для меня остаются немного чужими. Это не та среда, в которой я варилась всю свою профессиональную жизнь, среда, в которой я помню все ситуации, все шутки, все, как говорится, коды — культурные и политические. Я не так свободна в обращении с этим материалом, как украинцы.
— Каково это — чувствовать себя чужой среди своих и своей среди чужих?
— Ой, тут, наверное, надо что-то умное сказать, — Ксюша расплывается в улыбке. — Это чувство есть, естественно. Я, с одной стороны, конечно, не могу себя здесь чувствовать своей, потому что это было бы смешно так по-хозяйски расположиться всего лишь после полутора лет жизни в Киеве. С другой стороны, я могу сказать «в нашей стране», или «у нас», «так как же все-таки нам сделать?», когда говорю об Украине и украинцах. То есть я стала применять местоимение «мы» и все его производные в эфире. И это, кстати, заметили слушатели. Но это не означает, что я себя чувствую здесь абсолютно своей. Это было бы не совсем правильно. Чувствую, что я нахожусь между двумя мирами. Я, кстати, как-то сравнивала, что я как между мужем и любовником разрываюсь. И вроде как муж надоел и бьет, но приезжаю в Москву, и вроде что-то родное. А с любовником хочется начать новую жизнь. Но я так подумала, что, может быть, именно сейчас и неплохо чувствовать себя между двумя странами. Потому что должны быть люди, которые будут все это соединять. А я вижу и такую свою миссию здесь. И мы на радио стараемся эти мосты построить.
То есть ты уже больше киевлянка, чем москвичка?
— Именно в плане ощущения города – да. Абсолютно. В городе мне очень нравится ритм, мне очень нравится доброжелательность, потому что совершенно точно незнакомые люди на улице более доброжелательны, чем в Москве.
— Как долго ты планируешь жить в Киеве?
— Я не могу сказать, что решила навсегда здесь остаться. Я вроде бы в стабильном, но в то же время в подвешенном состоянии. Мне очень хочется что-то делать для России, что-то там изменить. В определенной степени я чувствую, что сбежала от ответственности. Если бы я там находилась, я бы могла вместе с другими людьми, которые близки мне по духу, и думают так же, как я, пытаться менять все в лучшую сторону. И поэтому я в глубине души, конечно, очень хотела бы вернуться и … Это сложная тема. Мне бы хотелось, чтобы там многое поменялось и чтобы я чувствовала, что я могу что-то изменить. Сейчас не чувствую. Наверное поэтому и уехала.
Как ты оказалась на радио?
Я работала на телевидении, изначально была телеведущей. Моим первым начальником был Евгений Алексеевич Киселев. Я работала с 2000 года на канале НТВ, еще старом НТВ — туда я попала со студенческой практики. Помню, на практику, по инициативе Киселева, набрали 50 человек. Это была мясорубка. Самая настоящая: за стажерами был закреплен определенный человек, который нами занимался. Еженедельно были собрания, мы стажировались по неделе в каждом отделе. А потом взяли пять человек в штат. Из 50. Мне тогда было 20 лет, я заканчивала журфак МГУ. Сама вообще не верила, что попала на НТВ, потому что для меня это было какое-то элитное подразделение. Просто корреспонденты и ведущие этого канала были богами для тех, кто учился на журфаке. И поэтому я вообще долгое время не понимала , как это: я иду по коридору, а навстречу мне — Светлана Сорокина? Потом я, соответственно, попала в эту историю, когда произошел большой исход журналистов с канала НТВ. Я была с теми, кто ушел. Мы сначала стали работать на канале «ТВ 6», потом на канале «ТВС», когда «ТВ 6» закрыли. А потом закрыли и «ТВС». Но мы уже знали, что все плохо. Буквально дни оставались. Тогда мне позвонили с «Эхо Москвы», и пригласили в программу «Говорим по-русски» поговорить о журналистских штампах. Я согласилась. Эфир был намечен на субботу. А перед этим, в ночь, отключили от эфира «ТВС». Все хотели узнать, куда дальше пойдут журналисты. То есть я оказалась уже в какой-то степени в эфире “Эха” как ньюзмейкер. Прямо тогда мне и предложили работать на радио «Эхо Москвы». Я сразу согласилась, хотя всегда любила телевидение. Телевидение как искусство я очень люблю. Очень. Меня до сих пор завораживает сама возможность визуализировать происходящее, показать событие через детали. Мне очень нравилась репортерская работа, кстати. Я всегда совмещала ее с работой ведущей. В то же время я никогда не была зациклена на телевидении, не понимала всех этих разговоров о пресловутом наркотике. Именно поэтому я с легкостью приняла предложение “Эхо Москвы” и согласилась на меньшую зарплату. Меня звали на телевидение, на госканалы, но у меня была принципиальная позиция — там я работать не буду.
Как тебя пригласили в Киев? Вспомни этот момент.
— 10 часов вечера. Я закончила смену на «Коммерсант ФМ». Звонит Алексей Воробьев и спрашивает: «Не хочешь ли вечером посидеть? Подъезжай ко мне, я в пиццерии.» И я приехала. Он вдруг спрашивает: «У тебя парень есть?» Я говорю: «Нет». Он: «Значит ты можешь переехать!». Ну я и сказала: «Наверное, да». Не поняла сначала, о чем речь. Он говорит, мол, мы будем делать в Киеве радиостанцию, и ты нам очень нужна. Я естественно сказала,что подумаю. Долго думала, но в итоге все-таки решилась. И об этом совершенно не жалею.
Как ты общаешься с людьми, которые обвиняют тебя либо в проукраинской, либо в пророссийской позиции?
С теми, кто обвиняет меня в пророссийской позиции, я почти лично и не общаюсь, потому что я вижу только их посты в фейсбуке. А те, которые обвиняет в проукраинской позиции, с ними, конечно, пересекаюсь в России, в каком-то интернет-общении. С некоторыми мы способны слышать друг друга. Они с другой точкой зрения, но с ними нормально можно говорить. Но есть люди в моем окружении, с которыми мы просто временно (я надеюсь, что временно!) прекратили общение. Так вышло, к сожалению. Люди ничего не понимают о том, что здесь происходит. Я имею в виду даже элементарные вещи, не политические, а например, что здесь по улице можно спокойно ходить, что здесь не бьют за русский язык и что я вовсе не превратилась в кровавую фурию, которая жаждет смерти мирных жителей Донбасса. Но им не докажешь обратное, по крайней мере, сейчас.
Тебя расстраивает слушатель, который грубо может высказаться в эфире?
— Сейчас, пожалуй, уже нет. А раньше да, расстраивали. И слушатели, и комментарии. Я чуть ли не весь день могла переживать. А сейчас нет. Нам Шендерович как раз рассказал, что как-то стоял с одиночным пикетом в Москве. И вот идут люди, и через одного то «ой спасибо большое, я на вас молюсь», то «тьфу на тебя». Сколько людей — столько и мнений. Я научилась жестко общаться со слушателями. Очень жестко и строго. В этом многому меня научил Матвей Ганапольский (радиоведущий на радио Вести), который, кстати, это мастерски умеет делать. Я у него многое заимствую.
— То есть ты научилась быть эмоционально отвлеченной ?
— До конца не научилась, но со слушателями научилась общаться отвлеченно. А вот если какая-то тема меня задевает, я и заплакать могу…
Как ты относишься к карьере? Ты идешь по наитию, или сознательно строишь планы о том, чем будешь заниматься через 5 лет?
— Вот сейчас почему-то перестала строить планы. Когда только начинала — планировала. Я всегда разумно подходила к развитию карьеры. Помню, как только поняла, что буду работать на телевидении, поставила себе такую задачу: сначала поработаю на маленьком кабельном канале, потом на дециметровом, а потом на федеральном. Так и сделала. Я сначала работала на кабельном районном, таком смешном местечковом канале, где мы рассказывали о закрытии чердаков и подвалов, а начальница приходила в эфир в красных сапогах. Это означало, что важный гость будет.
Расскажи о своей семье?
— Я из довольно простой семьи. Мама с папой у меня из Мурманска, я родилась в Подмосковье. Родители вместе учились, в одном классе. Мама — преподаватель английского языка, папа — он, к сожалению, умер 6 лет назад — всю жизнь занимался запчастями для автомобилей, у него инженерное образование. У меня еще есть младший брат. Сейчас он работает cток-контролером в магазине люксовой одежды.
Знаю, что ты кандидат филологических наук. Если мужчина напишет тебе, к примеру, смс с ошибкой, или ты услышишь, что он говорит с ошибками, есть ли у него шанс пригласить тебя на свидание?
— Конечно, есть. Если человек напишет какое-то слово с ошибкой, я в этом ничего страшного не вижу. Но если он напишет это сообщение стилем, который мне категорически не подходит, я пойму, что это не мой человек. Если он напишет мне, например: «С днюхой тебя, пошли в рестик поедим вкусняшек», то это сразу до свидания. Или, наоборот, что-нибудь получиновничье, кондовое: “Какое заведение вы предпочитаете посетить?” Знаешь, это сразу маркер “свой-чужой”. Как говорит мой друг Миша Козырев, карнавала не будет.
Как проходит обычный день радиоведущей?
— Ну, я каждый день не просто радиоведущая. Я еще и мама. Мы встаем довольно рано, я готовлю завтрак, иногда с утра мы даже успеваем во что-нибудь поиграть, пособирать Лего, сделать поделку. Потом — детский сад. Иногда после сада я успеваю заскочить на час в спортзал. Я занимаюсь плаванием и стретчингом. А после этого, к 11, приезжаю на летучку. Мы определяем темы, которые будут в эфире, и начинаем готовиться. Потом три часа шоу в эфире. Также я еще веду вечерние новости. Перед новостями у меня два часа перерыва. Я обычно в этот перерыв тоже что-то пишу и параллельно готовлюсь к новостям.
— Знаю, что ты не скрываешь, открыто говоришь о том, что Кирюша — приемный ребенок, часто рассказываешь о его жизни на Facebook. Что ты хочешь этим показать? Какое сообщение доносишь?
— Во-первых, мне хочется, чтобы больше людей понимало, что усыновление — это абсолютно нормальное явление. Я считаю, что и от ребенка скрывать этот факт не надо. И меня радует, что постепенно информация об этом становится все более открытой. Поэтому от Кирилла я не скрываю, чтобы у него не было какого-то чувства тревоги.
Он осознает?
— Да, он осознает. На каждом этапе я рассказываю по-разному. Сначала я говрила, что Боженька мне его послал. Мол, ты упал мне на ручки, когда я просила ребенка. Потом рассказала какую-то сказку. После — совсем недавно — был вполне конкретный вопрос, и я уже рассказала более серьезно. Он спросил: « А ты меня кормила молоком или нет?». И я начала объяснять, почему нет, и рассказала ему еще раз, уже с более взрослыми объяснениями. И так постепенно я его в это ввожу и приучаю к тому, что это — абсолютно нормально. Я его спрашиваю: «Ты хочешь следующего ребенка из живота или ты хочешь взять?» А он говорит: « Я хочу взять, потому что из живота он грязный, а мне чистый ребенок нужен!». И конечно, есть еще важный фактор этой открытости. Когда люди видят, что это нормальное, обычное течение жизни, они сами перестают бояться сделать то же самое. Ведь многие хотели бы усыновить, но боятся — слишком много мифов и страхов. Меня, кстати, тоже вдохновили коллеги и друзья, которые усыновили детей. Они мне помогали. Сейчас такое время, когда много рассказывают о благотворительности, об усыновлении. Многие не скрывают, публично об этом говорят. Мне кажется, тут нет никакой нескромности, никакого пиара. Потому что нужно действительно сделать так, чтобы и в России, и в Украине это стало таким же нормальным, как на Западе. Там же благотворительная деятельность — это обычная составляющая твоей жизни, абсолютно нормальная. И в этом нет никакого подвига.
Ты ожидаешь, что правда в будущем его защитит? Все-таки дети жестокие. Они могут чем-то уколоть, даже не осознавая этого. Ты ожидаешь, что знание того, что он приемный ребенок, защитит его от негативного влияния социума?
— Ну это может, конечно, как защитить, так и ранить. Потому что дети есть разные. Да и взрослые разные есть. Мы не знаем, когда и кто ему попадется. Но я вообще в жизни придерживаюсь максимально открытой позиции, по всем вопросам. Чем меньше ты скрываешь, как мне кажется, тем меньше ты уязвим. Нет почвы для расследования, так сказать.
Как ты приняла решение усыновить?
— Мы с бывшим мужем долго ждали детей. Фактически пять лет. Потом решили усыновить. Как я уже говорила, у меня много знакомых, у которых уже были усыновленные дети, и нам было кому посоветовать. Как-то довольно легко все произошло. И мы не выбирали детей. Нам просто позвонили и сказали, что есть двухмесячный ребенок. Мы, правда, хотели постарше, чтобы месяцев пять было. Я боялась. Просто боялась, что не справлюсь с таким малышом. Помню, как нам его вынесли, и он как-то сразу так понравился… И врач говорит : «Я смотрю, вы у него отторжения не вызываете, и он у вас тоже». Стали к нему ходить. Я каждый день ездила к нему после работы (дом ребенка совершено случайно оказался совсем рядом), гуляла с ним, пока шел процесс усыновления.
В салоне воцаряется тишина. Кажется, что все уши женщин вокруг сконцентрированы на нашем кресле, где мы делаем макияж для фотосесии. Некоторые из них с любопытством разглядыают Туркову. Некоторые смотрят на меня. Те, кто смотрит на меня, кажется, скоро встанут и ударят. За вопросы об усыновлении. Ксюшу это внимание ни капли не смущает. Более того, она ничего не замечает.
— Господа, ваш чай готов! Господа, кофе тоже готов! — Кирилл заставляет всех улыбаться и подносит нам кофе и чай, которые сам приготовил. Ксюша улыбается. А я спасена.
Как ты отвечаешь тем, кто говорит, мол, женщина, которая не рожала ребенка, не прочувствовала его?
— Мне сложно говорить, потому что я не рожала. Если бы я рожала и мне было бы с чем сравнить, я могла бы более компетентно об этом говорить. Но я могу сказать вот что. Возможно, это странно, но я так устроена, что у меня нет именно физической, биологической потребности, чтобы во мне что-то росло и развивалось. Нет потребности просто родить, потому что “женщина должна”. И уж тем более я не хочу рожать, как говорят, “для себя” и “чтобы было кому стакан воды подать”. Вот этого “для себя” я совершенно не понимаю. Будет любовь — будет и желание родить этому человеку ребенка. А вот еще усыновить я бы очень хотела, эту потребность я чувствую.
Твой бывший супруг участвует в воспитании сына?
— Да, участвует, приезжает сюда, в Киев, примерно раз в месяц. Просто в какой- то момент, как я уже сказала, он нашел другую семью. И сейчас живет в Москве. Но с Кириллом видится довольно регулярно.
— Знаю, что сейчас ты ни с кем не встречаешься…
— Я себя комфортно сейчас чувствую. Чувствую себя счастливым человеком. Но, конечно, хочу семью. И хочу еще детей. Будет так будет, а не будет так не будет. Я специально не ищу. Я хочу семью, но это не означает, что это желание мне препятствует быть счастливой вдвоем с сыном. Мне и так хорошо, мы живем в предлагаемых обстоятельствах. Маниакально искать себе жениха и посвящать этому все, отключаясь, например, от заботы о своих родных и близких, я не собираюсь.
— У меня есть знакомые , которые воспитывают в своих детях те качества, которых им не доставало в их партнерах. Женщины, к примеру, воспитывают в сыновьях те качества, которых они не видели в своих мужчинах… Как воспитываешь Кирилла ты?
— Даже не знаю, что сказать-то. Я никаких качеств в нем специально не воспитываю. У меня нет программы сделать так, чтобы он был непохожим на папу, или похожим на папу. Я вижу в сыне хорошие стороны — стараюсь развивать. Ну, естественно, учу каким-то общепринятым вещам, говорю ему, как себя вести. Как все мамы делают.
Ну и говорить на русском он будет уж точно правильно…
— Да, “мой халесый” я ему не говорю. Зачем слова коверкать? Я его поправляю, если он что-то не так говорит. Но в принципе, отношусь к этому без фанатизма. Все еще боялись, что он будет смешивать два языка. Так он и смешивает. Но я в этом не вижу ничего страшного. Исправлю его — и он повторит фразу правильно.
Что тебя делает счастливым человеком?
— Я вообще часто бываю счастлива(смеется). Даже хорошо проведенный выходной с Кириллом делает меня счастливой. Когда я выполняю важную задачу — я тоже счастлива. Вот, например, я придумала акцию, для детей-переселенцев. Будем вести с моим соведущим новогоднюю программу, он — Дед Мороз, а я — Снегурочка. Когда я вижу, что людям нравится, что я делаю, — я счастлива. Или, например, иногда я веду тренинги по русскому языку. Потом ко мне подходят слушатели с благодарностью и говорят, что они стали больше читать. Я даже просто могу пройтись от работы до дома, и хорошая погода может сделать меня счастливой. Я вообще не склонный к депрессии человек.
После салона мы отправляемся на фотосессию.
— Что мы делаем дальше? — спрашивает у меня Ксения.
— Неплохо было бы помыть машину — отвечает Кирилл. С малышом трудно спорить. Мы снова смеемся. Но вместо автомойки едем в фотостудию.
Что для тебя значит мужская сексуальность? Какого мужчину ты назовешь сексуальным?
—Ум и чувство юмора. Есть такое понятие, я его недавно где-то вычитала — «сапиофилия». Это сексуальное влечение к интеллекту. Вот сапиофил — это я! Но голый интеллект мне не очень интересен — пустая голова, доверху набитая эрудицией, мне кажется абсолютно несексуальной. И, конечно, должно быть чувство юмора и доброта. Внешность, честно говоря, вторична.
Мужчин твой ребенок, ум и самостоятельность не отпугивают?
— Ребенок не отпугивает, он всем нравится. А вот успешность отпугивает, мне кажется. Я сталкивалась с этим. Даже не «успешность», нет. Как-то многие меня считают слишком правильной, во всех смыслах. И хотя я сама себя такой не считаю, я сталкивалась с таким отношением. Даже было несколько случаев, когда мужчина начинал ухаживать, а после этого говорил, мол, что я слишком хорошая, а он плохой. Меня вот это “ты — хорошая, а я — плохой” очень обижает.
— Как изменился твой стиль одежды, когда ты перешла с телевидения на радио? Стала ли ты менее требовательной к тому, что надеваешь?
— Я никогда не была особо требовательной, честно говоря. Но у меня до сих пор ненависть к пиджакам. Обращаю внимание, что сейчас в тренде. Вот на мне сейчас платье-ватник. То есть последний писк. — Мы смеемся, и я замечаю, как на нас косятся девушки в салоне, в котором мы делаем укладку и макияж. Ксюша уточняет: “ А вот тут, на кармашке, еще и красный крест. То есть ватник и “Правый сектор” — два в одном.
Мы смеемся еще громче. Ксюша показывает на хипстерскую сумку в виде “телевизора”.
— Вот, шучу, что я ватница с зомбоящиком. А вообще, я вижу, что люди считают меня человеком со вкусом. Люблю одежду, в которой комфортно. Не люблю каблуки — на них тяжело ходить. Должна быть или совсем плоская подошва, или с небольшим каблуком.Да и одежду я тоже люблю комфортную и удобную, чтобы ничего не надо было поправлять, одергивать… Люблю все, что делает меня свободной.
P.S. Помимо эфиров на Радио Вести, у Ксении Турковой есть много других занятий: она ведет рубрику «Словарный запас», составляет тесты для издания «Сноб», пишет серию интервью о русском языке для интернет-портала pravmir.ru, ведет тренинги «Занимательный русский» в компании Capable People.
Интервью: Ксения Карпенко
Записала: Анна Шаховал
